Учение Н.Федорова и его апология

(Б.М.Полосухин, Зеленоград)

Речь пойдет о “философии общего дела” - проблеме воскрешения и бессмертия человеческого рода. Что, собственно, заставляет обратиться к теме, далекой от суеты и забот сегодняшнего дня, к теме, касательной, с одной стороны, только узкого круга специалистов, а, с другой - имеющей отношение ко всем и к каждому? Известно, что наша путеводная звезда закатилась, маяк, освещавший туманный путь в будущее, потух: российское общество, лишившись руководящей идеи, бредет само по себе во мраке сомнений и недомыслия. Западные огни соблазнительны, но обманчивы, восточные - заманчиво таинственны, но поэтому опасны. Куда идти, где наш путь? Начались, уже идут трудные, как роды, поиски своей дороги, своей цели.

Российский (скорее даже - русский) народ по своей природе - максималист: если уж биться, то насмерть, веселиться, смеяться, так до упаду. Вот и сейчас - если бороться, то не с расслоением общества на бедных и богатых, не с обмелением рек, иссушением болот, загрязнением среды обитания - все это, мол, вторично, преходяще. Бороться нужно со смертью! Отсюда - возврат к трудам полузабытого русского философа и как бы христианского теолога Н.Ф.Федорова (1829-1903). Возвращение к прошедшему, ушедшему - всегда полезно, а порой и необходимо. Собственно, на этом построено и само учение Федорова. Думается, что дальнейшее изложение уместно продолжить с пространной цитаты: “Россия претендует сейчас включиться в мировой регион единого типа хозяйствования и политического уклада. Потери ее пока на этом пути огромны: распад единства страны, отказ от формулированной еще Федоровым геополитической задачи умиротворения ислама, новые типы розни, межнациональной, межрегиональной, развал экономики, обнищание населения, утрата общенациональных ценностей и задач. Среди необъятной по объему работы устроения новой экономики, спасения национальных богатств, материальных и культурных, среди борений партий и интересов, установок и ориентаций нельзя забыть ту главную ценность, те сверхцели глобального, планетарного, онтологического порядка, многие из которых были поставлены Федоровым, а они-то и должны придать необходимую самобытность и устойчивость в бытии нашему национальному целому, стать нашим словом миру (выделено нами. - Б.П.). [1, с.33]

Данное, вполне претенциозное заявление, решительно перекликается с высказываниями самого творца “философии общего дела”: “...только исполнение долга воскрешения во всей его полноте и действительности,... только внесение этого долга в мир, призвание всего мира к исполнению его может дать смысл существованию России, требовавшему величайшего самоотвержения и по положению, и по климату, и по совершенной беззащитности для нападений со всех сторон... Но за то и исполнение этого долга будет эпохою не в истории лишь человечества, а в истории самой земной планеты, в истории всей вселенной.” [2, с.12-13]

Особая роль России, особая миссия... Если предлагается какое-либо большое дело, какая-то серьезная, всеохватная концептуальная система, то серьезно к таковой можно относиться только если выполнены по крайней мере два обязательных условия. Первое - система не может быть непоследовательной, противоречивой в своих собственных концептуальных основах; второе - система не должна вступать в конфликт с реальностью. Так как учение Федорова предлагает изменить саму реальность, создать новую, то второго условия как бы нет, зато значимость второго - удваивается: теоретическая система, содержащая логические изъяны в своей основе не может стать прочным фундаментом будущей реальной конструкции.

По Федорову основная беда и зло человечества - смерть, все остальное вторично. Поэтому смерть нужно победить. Для победы над смертью Федоровым предлагается неожиданный с традиционно привычной точки зрения ход - воскрешение умерших, всех до одного, начиная с тех поколений, при которых такая “технология” будет освоена, и до наших праотцев (например, Евы и Адама?). Следует сразу же отметить, что по терминологии Федорова под отцами разумеются родители, а под сынами, собственно сыновья и дочери. Воскрешение - это не прихоть, а выполнение христианского долга перед умершими. По праву можно сказать, что воскрешение предков является краеугольным камнем федоровского учения. Здесь не место излагать саму “технологию” воскрешения: надо только отметить, что она не имеет ничего общего с Новозаветным Апокалипсисом и построена, скорее, на материалистических воззрениях, хотя во многом - наивных, где-то даже отвергнутых наукой.

Хотя воскрешение всех предков может показаться конечной целью философии общего дела, но оно - скорее, средство достижения другой, в самом деле, конечной цели - объединения всего рода человеческого в единое, родственное по крови братство и отечество. Исходной моделью такого единения и братства является нераздельная единосущная христианская Троица. В фундамент заложен первый зыбкий камень: чтобы объединиться, всем нужно признать Троицу, а чтобы признать, нужно объединиться.

Вторая, как увидим, тоже зыбкая веха, заколоченная Н.Федоровым в основание своего учения - отказ, в конечном счете, от рождения детей. Положение, в самом деле, неожиданное, но цитирование трудов Н.Ф.Федорова подтверждает, что это так.

“В учении, в законе о Св.Духе заключается заповедь о постепенном расширении целомудрия,... пока наконец регуляция не приведет к замене рождения воскрешением” [1, с.129].

“В растениях оплодотворение есть высший, последний акт; органы оплодотворения стоят во главе растения...; в животных же этот акт теряет первенствующее значение... Если прогресс будет продолжаться в этом направлении, то должно наступить время, когда сознание и действие заменят рождение” [1, с.276].

“...пока будет рождение, будет и смерть...” [1, с.279].

“...Нужно достигнуть такого состояния, ... чтобы освободиться от всякого пожелания нечистого, т.е. не только не рождаться, но и сделаться нерожденным, т.е. восстановляя из себя тех, от коих рожден сам, и себя воссоздать в виде существа, в коем все сознается и управляется волею”. [1, с.280].

“... природному размножению в христианстве соответствует в отрицательном смысле целомудрие, т.е. отрицание рождения, а в положительном - всеобщее воскрешение, т.е. воспроизведение из того излишка, который тратится на родотворение,... прежде живших поколений”. [1, с.181].

“Нужно прежде всего признать, что никакими общественными перестройками судьбу человека улучшить нельзя; ... зло в самом рождении и связанной с ним неразрывно смерти” [1, с.283].

“...регуляция внутренняя... даст перевес любви к родителям над половым чувством и похотью, и даже совсем заменит их, обращая силу рождающую в воссоздающую, умерщвляющую в оживляющую, т.е. заменяя деторождение отцетворением...” [1, с.407].

Собственно, отказ от рождения детей сам по себе еще не есть противоречие. В этом смысле творец создает вполне оригинальную, интересную систему “прогресса” человечества. Прогресс в привычном для нас понимании Федоров не принимал. “Прогресс есть именно та форма жизни, при которой человеческий род может вкусить наибольшую сумму страданий, стремясь достигнуть наибольшей суммы наслаждений”. Или: “Прогресс как отрицание отечества и братства есть полнейший нравственный упадок, отрицание самой нравственности” [1.с.51]. Прогресс человечества по Федорову в воскрешении: человечество увеличивается не за счет рождений, а за счет воскрешения умерших: на первый взгляд - оригинальный и смелый ход мысли - убиваем двух зайцев: и нравственный долг выполняем (о нравственном долге еще поговорим) и обеспечиваем “воспроизводство” населения. Какая разница - учить нарожденных или переучивать воскрешенных? Главное - есть предел увеличения человеческой массы - дойдем до праотца Адама и все. В этом - своя убедительная логика.

Однако, посмотрим, какими средствами эта логика обеспечивается. Здесь речь пойдет об основе основ федоровского учения, так сказать - его аксиоматике. Федоров высказывает важную для обоснования своего учения мысль о том, что Бог действует через человека, посредством воли человека. Этот тезис - одна из аксиом его учения. Если воля безгранична, то на такой аксиоме построить вообще ничего нельзя, или точнее - все что угодно. Если она ограничена, например, библейским заповедями, то, как увидим, неверной делается аксиома, ибо Бог в одном случае не действует, т.е. отказывается от выполнения своей же заповеди.

Так, Федоров пишет: “Нельзя не заметить, что Господь, создав человека, заповедал ему обладать землею и всем, что на ней”.[1, с.39]. В самом деле: “И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему; и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотами, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле” [3, гл. 1, стих 26]. Но почему же Федоров как человек, через которого действует Бог, “не заметил” по тексту чуть дальше: “И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь (речь идет о сотворенных мужчине и женщине. - Б..П.), и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле”. [3, гл.1, стих 28]? Итак, Н.Федоров в одних случаях придерживается Божественных заповедей, в других - нет. Мы не критикуем Федорова - Божественного посредника за это, мы, просто, еще раз отмечаем - концепция, построенная на непоследовательном проведении каких-либо принципов, сама не может быть последовательной.

Третий краеугольный камень, положенный в основание философии общего дела, также оказался непрочным. Речь пойдет о модусе долженствования, занимающем важнейшее место в философии общего дела, о модусе, напрямую связываемым Федоровым с нравственностью. С материалистической точки зрения (Федоров в вопросе технологии воскрешения - материалист) несуществование равно небытию. Иными словами - и умершие и нерожденные “пребывают” в состоянии небытия, т.е. небытие до рождения рано небытию после смерти: онтологически они равны. Для находящихся в состоянии небытия - все одно: жил ли ты, но не будешь больше жить, или вообще не жил никогда. Перенос модуса долженствования с нерожденных (могли, мол, вас родить, а, вот, не родили) на подлежащих воскрешению умерших (вы дали нам жизнь, мы вас “вытеснили”, теперь мы вам жизнь возвращаем) с “математической” точки зрения ничего не меняет. Но математика - одно, нравственность - другое. Многократно и настойчиво говоря о нравственном долге, Федоров по существу в модусе долженствования, как нравственной категории, ничего не меняет, он только его переносит: отнимая у одних, отдает другим. Конечно, в памяти живущих людей образы ушедших отцов не могут быть равны представлениям о нерожденных сыновьях. Но в мысленных конструкциях “вы уже...”, а “они еще не...” различие в выделенных уже и еще с нравственной точки зрения вполне уравнивает отмеченное выше неравенство. Можно ли после этого перенос модуса нравственности считать нравственным поступком? Не хотелось бы относить это замечание к человеку, который не может ответить, но к системе - почему бы нет?

Менее всего подлежит обсуждению “технологическая” часть проекта общего дела. Не потому что она свободна от изъянов; она, просто, не могла быть разработана Федоровым в силу объективных обстоятельств: иначе вообще не было бы обращения “от неученых к ученым”. Конечно, Федоров был “загипнотизирован” успехами науки даже того времени. Именно, надеждами на ее будущие достижения обусловлено появление самой идеи о практическом воскрешении умерших предков. Но и в “технологии” не смогли не проявить себя опять-таки концептуальные трудности его идеи. Федоров говорит о всеобщем воскрешении - всех до одного: “...если цель жизни состоит в обращении слепой силы природы в управляемую разумом всех воскрешенных поколений,... тогда, конечно, все до единого необходимы”. [1, с.44]. Процесс воскрешения - не разовый, но всеохватный. Он - сугубо последователен: каждое поколение воскрешает предыдущее. Если n-ое поколение воскресит n-1-ое, в свою очередь n-1-ое воскресит n-2-ое и т.д., то первому праотцу воскрешать никого не надо. Зато n-ое, то есть живущее поколение по Федорову должно воскрешать себя само. Поскольку воскрешение предполагает, по крайней мере, две основные операции - собирание рассеянного праха для создания тела, или воссоздание тела родителей “из себя”, а за тем и оживление тела - то задача неумирания умением решать задачу воскрешения как бы предполагается разрешенной.

Н.Федоров исходит из предположения, что генетическая информация, содержащаяся в сыне (дочери), однозначно определяет морфологическое содержание и строение родителей. Вообще говоря, однозначный ответ получить здесь невозможно, как невозможно, зная сумму двух чисел, определить слагаемые, если ни одно из них неизвестно; можно получить лишь множество значений слагаемых. Но, тем не менее, если условно допустить, что исходный постулат Н.Федорова справедлив, т.е. если на основе знания полной информации о ребенке можно однозначно восстановить морфологическую структуру родительской пары, то восстановление индивидуально-личностных характеристик всех предков вплоть до первоотца представляется сомнительным, ибо в онтологии воскрешения не принят во внимание социальный фактор становления личности - фактор, который в принципе не может быть воспроизведен. Это - еще одна концептуальная трудность федоровской системы, ибо вопреки Федорову будут воскрешаться не те личности, по отношению к которым выдвигается модус долженствования. Кроме того, всех до одного воскресить принципиально невозможно: этого нельзя сделать в отношении бездетных мужчин и женщин или родителей, все дети которых погибли, не успев оставить потомства. Разумеется, нельзя воскресить и этих детей. Из последовательной федоровской цепочки - каждый “из себя” воскрешает своих родителей - выпадают звенья, “добраться” до которых по линии генетического родства становится в принципе невозможным. Стало быть, последовательность нарушается.

Учение Федорова, как и он сам, подвергались критике уже в то время, когда он жил, и можно было бы оставить его в покое или, если возвращение к нему в наше время состоялось, отнестись к философии общего дела как к примеру необычного развития человеческой мысли. Но когда появляются претензии на большее - промолчать нельзя. В самом деле, на тот ли путь нас призывают ступить? Непоследовательность учения не могла не сказаться на взглядах его апологетов: они тоже непоследовательны. Предвидя, что сегодня идея о всеобщем воскрешении умерших для большинства живущих может оказаться более чуждой, чем при Федорове, они часто допускают невинную перестановку слов воскрешение и бессмертие (у Федорова они всегда стоят в этом порядке - такова онтология федоровской системы).

Хорошо, когда ученики идут дальше своих учителей, но тем же путем. Не страшно, что некоторые сворачивают в сторону, правда, за этих - учитель не в ответе. Однако в данном случае читатель вправе знать - где путь учителя, где - его ученика, опасен ли шаг в сторону, или он - всего лишь невинное, ничего незначащее отклонение. “В расширении идеи бессмертия до долга воскрешения выражается особый нравственный максимализм учения Федорова” [4, с.59] - пишут апологеты федоровского учения и тут же приводят цитату из того же Федорова, якобы призванную подкрепить высказанный тезис: “... чтобы все рожденные поняли и почувствовали, что рождение есть принятие, взятие жизни от отцов, т.е. лишение отцов жизни, откуда и вытекает долг воскрешения отцов, который и сынам дает бессмертие”. [1, с.390, 4, с.59]. У Федорова ясно сказано - сначала выполнение взятого долга, т.е. воскрешение, и затем уже следует бессмертие. Правда, высказывание Н.Федорова здесь безусловно метафорично, поэтому в логически безупречном смысле неточно, ибо и не оставившие детей люди тоже умирают (кто же лишает их жизни?), однако цитата однозначно демонстрирует (таких - десятки) - воскрешение порождает бессмертие, а не наоборот. Федоров не подтверждает, а опровергает своих “учеников”.

Невинная небрежность, выразившаяся в перестановки слов: у Н.Федорова сначала воскрешение - потом - бессмертие; у современных апологетов “философии общего дела” сначала бессмертие, потом - воскрешение. Может быть, это - случайная описка? Обратимся к другим цитатам. “Делом человечества должна стать сознательная регуляция природы: овладение стихийными, слепыми силами материи, перестройка собственного несовершенного организма, выход в космос, и, наконец, вершина регуляции, в которой сосредотачиваются все ее усилия - победа над смертью (выделено нами. - Б.П.), возвращение к жизни всех когда-либо живших на земле (выделено нами. - Б.П.)”. [4, с.53]. Смотрим дальше: “... Федоров представил целую и цельную деловую, проективную философию бессмертия и воскрешения”. [4, с.53]. Само название сборника “Философия бессмертия и воскрешения”, который здесь цитируется, закрепляет новый порядок этих слов. А может быть, все это - наше занудство и буквоедство: подумаешь, изменили порядок слов, тем более - у апологетов есть места, где эти слова стоят в нужном, федоровском, порядке? И если даже это о чем-то говорит - написали то так, то этак - тем не менее, спишем все на нашу неуемную придирчивость, однако заметив при этом: сначала воскрешение, потом бессмертие - суть онтологии федоровского учения.

Мы уже отмечали, что Н.Федоров при полном завершении задачи воскрешения не предполагал рождения следующих поколений: воскрешать некого, и все бессмертны. Цитирование со всей ясностью и определенностью показало, что в своем предельном осуществлении “общее дело” мыслилось Федоровым только и только как воскрешение: человечество могло при этом увеличиваться лишь с того “конца очереди”, с которого оно обычно уменьшается. И поскольку рождение - процесс, не имеющий в себе самом предела, а с того конца очередь непременно будет “обслужена”, федоровская схема бессмертия имеет свойства, на которые современные апологеты его учения как-то не обращают внимания. Эти свойства позволяют кардинально, окончательно решить демографическую проблему. Она, просто, перестает существовать. Федоров в связи с этим писал: “Обращая бессознательный процесс рождения, а также и питания в действие, во всеобщее воскрешение, человечество через воссозданные поколения делает все миры средствами существования. Только таким путем может разрешиться формула Мальтуса, противоположность между размножением и средствами существования”. [1, с.250]. В отмеченном смысле система Федорова вполне оригинальна и даже изящна. На Земле и в космосе живет стационарная по численности популяция бессмертных людей: никто не умирает, никто не рождается. Возможно, это ничем не хуже, чем бессмертная и растущая популяция, может быть, это даже лучше.

Тут проявляется принципиально и чрезвычайно интересный момент, момент фактического игнорирования апологетами философии общего дела этой важной черты федоровского учения, обойденной ими молчанием. Здесь суть уже не в невинной перестановке слов, а в более серьезных вещах. Можно, конечно, предположить, что такая “забывчивость” могла быть связана с попыткой преодолеть одно из указанных выше противоречий федоровской концепции - переноса модуса долженствования - сохраняя воскрешение, допустить, разрешить, востребовать рождения всех последующих поколений, умолчав, что у Федорова этого нет. В этом случае получается другая, новая, возможно, концептуально менее противоречивая система развития - расширение человечества в “обе стороны”, но надо сказать, что Н.Ф.Федоров тут не причем. Именно такое развитие федоровской концепции общего дела в нефедоровскую предлагают последователи его учения. Происходит явная подмена понятий. Подмена понятий, когда она сделана, а делается вид, что она не сделана - опасное занятие, ведущее к непониманию, а еще хуже - к инопониманию.

Читаем у апологетов: “...только колоссальное умножение населения - а у Н.Ф.Федорова и возвращение (курсив наш. - Б.П.) всех унесенных смертью - сможет разрешить те задачи, которые ставят перед родом людским эволюционные законы, как бы выталкивающие человека в соответствии с его природой (в которой важнейшая составляющая - бесконечность его духа) в просторы Вселенной...” [4, с.16). Русские усиливающе-противопоставляющие “а”, “и” (высказывание: “у Саши есть фотоаппарат, а у Коли и велосипед”, не оставляет сомнения в том, что фотоаппарат у Коли тоже есть) приводит непосвященных к уверенности в том, что у Федорова умножение, противопоставленное воскрешению, тоже есть. Умножение здесь - конечно, рождение. Уже было показано, что концепция общего дела в его завершенном виде по Федорову исключает естественное размножение человеческого рода, заменяя его искусственным воскрешением умерших поколений. Открыв для обсуждения и критики максималистскую проблему “технологии” воскрешения, апологеты оставляют в тени не менее максималистский вопрос о прекращении деторождения.

И получается - современные экософы, которых, кстати, апологеты философии общего дела поругивают, эти самые экософы, озабоченные чрезмерным ростом населения, предлагают рост ограничить, в то время как современные апологеты общего дела в пылу полемики с первыми распространяют его в обе стороны, ссылаясь при этом на авторитет своего учителя. Нет у Федорова роста в обе стороны, есть - в одну сторону, в ту, где есть предел.

Существует учение, допустимо его развитие. Никто не может запретить сынам (и дочерям, тоже) развивать дальше мысль, рожденную отцами. Это даже нужно делать. Но мысли отцов - мысли отцов, наши мысли - наши: никто ни у кого не должен ничего отнимать, никто никому ничего не имеет права приписывать.

Необходима еще одна важная цитата из апологии: “Сокрушительный провал коммунистической утопии, происшедший в наше время, остро болезненно поставил вопрос об утопизме преобразовательных схем в отношении общества и человека. Этот вопрос затронул и федоровские проекты. Общественное мнение, знающее их больше по искаженной “наслышке”, бдительно насторожилось: что это вы нам подсовываете еще одну утопию, еще радикальнее, а потому и страшнее!” [1,с.31]. Мы познакомились с сочинениями г. Федорова, и основные их моменты знаем не “понаслышке”, каков же результат? Апологеты “философии общего дела” преподносят нам ее также в искаженном виде. Издержки и недомолвки, допущенные в отношении учения Федорова, превращают его в “учение” его апологетов. Отличие имеет принципиальное значение; это не шаг вперед, это прыжок в сторону. Разницы нет - сделано это умышленно или так...: результат один - правильно общественное мнение делает, что настораживается.

Теперь вопрос - что же нам взять у Федорова, а что оставить как мешающий движению балласт? Как основоположение будущего слова и дела бессмертия представляет несомненный интерес тезис Федорова о том, что смерть - основное противоречие человечества, а не бедность и богатство, или что-то иное. Безусловно, экспоненциальный рост человечества недопустим, и Федоров это понимал прекрасно. И нужно ясно понимать, что рождение или воскрешение (или, а не и)- это не выбор ученых в тиши кабинетных сумерек; здесь лучше прислушиваться к природе (а не к Федорову) - она мудрее нас! Что же касается остающегося логического противоречия в модусе долженствования - об этом еще предстоит думать.

Вывод: Если уж нам предлагается к рассмотрению путь будущего нашего развития, то во всяком случае, он должен быть представлен в том виде, каким видел его первооткрыватель. Ежели на этом пути сделаны свои расчистки (или завалы?), то должно их называть своими именами, а не предоставлять держать ответ тому, кто сделать этого не может.

Цитированная литература

1.Федоров Н.Ф. Собрание сочинений: В 4-х тт. Том I. - М.: Издательская группа “Прогресс”, 1995. -518 с.

2.Федоров Н.Ф. Собрание сочинений: В 4-х тт. Том II. - М.: Издательская группа “Прогресс, 1995. - 544 с.

3. Библия, Первая книга Моисеева. Бытие.

4. Философия бессмертия и воскрешения: По материалам VII Федоровских чтений. 8-10 декабря 1995. Вып.1. М.: Наследие. 1996. - 272 с.