КОММЕНТАРИИ
А. Г. Гачева при участии С.Г. Семеновой.

Данный раздел включает статьи и заметки Н.Ф. Федорова по библиотечному делу и проблемам музейно- библиотечного образования, появившиеся в 1896–1899 гг. в отечественных периодических изданиях («Русские ведомости», «Русское слово», «Дон»), «Письмо в редакцию “Русского слова”», оставшееся в гранках, а также некоторые черновые наброски.

О Н.Ф. Федорове как «идеальном библиотекаре», «герое и подвижнике в области книговедения» (А. Гинкен) писали неоднократно: и в некрологах, и в воспоминаниях, и в специальных статьях. Его работа в Чертковской библиотеке, а затем в течение почти четверти века – в библиотеке Московского Публичного и Румянцевского музеев, уже современниками мыслителя воспринималась как служение, за которым «не было видно ни личной жизни, ни службы в обычном смысле» (П.Я. Покровский (Г.П. Георгиевский). Из воспоминаний о Николае Федоровиче // Московские ведомости, 1904, № 23, с. 7). Действительно, казалось бы, столь скромная деятельность по отыскиванию требуемых книг для философа «всеобщего дела» освещалась, хотя и невидимо для многих, его дерзновеннейшим чаянием, высшим идеалом. Книга, служению которой он себя посвятил, – как соединяющее и нетленное звено между бывшим и настоящим – приобретала особенное, воскрешающее значение. В ныне утраченной статье «Уважал или презирал книгу XIX век?» Федоров писал: «Книга как выражение слова, мысли и знания занимает высшее место среди памятников прошедшего; должна она занимать его и в будущем, которое призвано стать делом возвращения прошедших поколений к жизни, и лишь тогда книга с этого первого места снизойдет на последнее, когда то, что было лишь в книге, то есть только в мысли и голове, станет живым делом человечества» (В.А. Кожевников. Николай Федорович Федоров. Ч. I, с. 8).

Книга – неоднократно подчеркивал Федоров – есть выражение мысли и души своего создателя, как бы памятник ему. И за всякой книгой философ призывал видеть прежде всего ее творца, а потом уже «идейно- художественное содержание», «фабулу», «концепцию» и «теорию». Оценки «художественно» – «нехудожественно», «талантливо» – «бездарно», «новаторство» – «эпигонство» и т. д. при подобном взгляде не работали, менялся самый принцип подбора книг, комплектования библиотеки: сохранение должно было быть всеобщим, стремиться к абсолютной полноте собирания, которая в перспективе воскресительного дела перейдет в полноту восстановления. А деятельность всякого книгохранилища, неважно, центральное оно или местное, великое или малое, приобретала значение священное. Как писал первый биограф мыслителя В.А.Кожевников, «книговедение преображалось у него в человековедение и природоведение», а библиотека представлялась воображению «настоящим живым организмом, в котором все части (отделы), сохраняя свою определенную физиономию и самобытность содержания, должны были быть тесно связаны в одно величавое энциклопедическое целое, взаимно пополняя друг друга в стремлении к общей цели: создать полноту и единство знания» (Указ. соч., с. 618), причем знания живого, «сердечного», одухотворенного.

Федоров вынашивал проект организации библиотек календарным порядком, по дням смерти авторов, подобно тому как церковь каждый день поминает, прославляет святых своих тружеников, мучеников, подвижников, участвовавших в ее созидании; фактически хотел сакрализации работы библиотек по типу церковного года, «по принципу ежедневного поминовения». Выдвигал перед библиографией задачу создания каталогов книг в календарном порядке, по дням кончины авторов, а также особые словари, включающие буквально всех писавших, «синодик (минею месячную) с предметным (затем) указателем». Мечтал о создании «всемирного систематического каталога».

Многое в статьях Федорова на библиотечные темы перекликается со статьями и заметками о смысле и назначении музеев. Николай Федорович не мыслил отделения библиотеки от музея, считал, что они должны составлять одно целое и по духу, и по содержанию деятельности. В те годы практика совмещения библиотек и музеев была достаточно распространена в России: при библиотеках были свои, часто небольшие музеи, при музеях – библиотеки, однако Федоров призывал не столько к совместному пребыванию двух, зачастую достаточно автономных учреждений под одной крышей, сколько к коренной перемене их облика, к плодотворному синтезу. Выдвигал идею музейно-библиотечного образования, ориентированного на самостоятельное, активное и творческое изучение материала и в то же время неотделимого от долга памяти и любви к прошедшему (о противопоставлении такого типа образования образованию университетскому см. примеч. 28 к «Самодержавию» – T. II наст. изд., с. 443).

Помимо идеального проектирования, связанного с дальними горизонтами учения о воскрешении, Федоров предложил ряд вполне реалистических, конкретных инициатив в области организации библиотечного дела и библиографии (впрочем, для него самого они внутренне всегда освещались его главной идеей): международный книгообмен, выпуск при вновь выходящих книгах печатных карточек, устройство при библиотеках специального выставочного отдела, использование в читальных залах книг из частных коллекций. В связи с последним проектом мыслитель «предлагал владельцам коллекций составить карточные каталоги своих собраний, затем слить все эти «инвентари частных книжных богатств» в одном месте и сделать доступным этот справочный аппарат каждому. В специально созданном читальном зале с ответственностью за целость книг учреждения, при котором создан читальный зал, читатели могли бы пользоваться необходимыми книгами из частных коллекций» (Л. Коваль. Страница истории. Николай Федорович Федоров и Московский Публичный и Румянцевский музеи // Философия бессмертия и воскрешения. Вып. I, М., 1996, с. 237).

Для данных инициатив Федоров всегда искал выхода в практику жизни. Увлекал ими своих коллег, читателей библиотеки, специалистов-библиографов, побуждал выступать на эти темы в печати (так, по поводу франко- русского литературного обмена и издания печатных карточек была развернута целая кампания в русской прессе). Активное участие принимал мыслитель в деятельности Московского библиографического кружка, хотя формально и не был его членом. В целом ряде проектов, разработанных членами кружка (издание полного каталога русской печати, публикация в газете в день смерти того или иного автора библиографического списка его сочинений, сбор материалов к исчерпывающему словарю русских писателей и т.д.), чувствуется направляющая рука библиотекаря Румянцевского музея.

Статьи Федорова по библиотечному делу должны рассматриваться на фоне московской периодики 1890-х гг., неоднократно обсуждавшей вопрос о лучшем устройстве как центральных, так и провинциальных библиотек, писавшей о Румянцевском музее и его книгохранилище (переписка философа, относящаяся к данному периоду, дает некоторые сведения о том, какие именно статьи попадали в орбиту его внимания и какую вызывали оценку – см. Т. IV наст. издания).