Н. П. ПЕТЕРСОНУ

Март 1893. Москва

Глубокоуважаемый и дорогой друг Николай Павлович!

Письмо к от. Антонию еще не послано¹. В нем нужно сделать небольшое изменение. Просьбу о позволении напечатать его письмо можно оставить, но угрозу принять молчание за разрешение нужно исключить, т. е. «Оставление без ответа этого письма ... на первое письмо», ибо в просьбе о позволении сделать публичным оскорбление, сделанное наедине, заключается твердая уверенность в своей правоте, а в предполагаемой к исключению фразе выражается желание мщения. Я не решился послать письмо к о. Антонию, между прочим, потому, что надеялся придать письму сколько-нибудь примирительный характер, более согласный с учением, которое в нем защищается. И. М. Ивакин, которому я читал письмо, нашел в словах «это понятно всякому ребенку» выражение, равносильное антониевскому «Приобретите учебник». Так, конечно, поймет это выражение и о. Антоний, хотя в нем, в этом выражении, заключается понятие о чистейшей простоте учения, доступного детям... «От них это самое именно требуется» и можно прибавить: «требуется людьми простыми сердцем, нищими духом». Эта прибавка, б[ыть] м[ожет], несколько смягчит вышеприведенное выражение, так как можно быть уверенным, что о. ректор более дорожит, в душе конечно, званием ученого, чем званием христианина, и к нищим духом принадлежать не захочет. «Положа руку на сердце, — нужно прибавить в конце, — могу сказать, что я долго, очень долго обдумывал письмо, ради того только, чтобы избежать выражений, которые могли бы показаться оскорбительными, — что так трудно сделать в споре, а между тем самый уже спор есть великий грех пред лицем Триединого, потому что Триединство как образец должно и может сделаться первым бесспорным пунктом».

После слов: «писем больше от меня не получите» — «хотя не скрою, что с глубоким сожалением я убедился, что иерархи» и т. д. до конца².