В. А. КОЖЕВНИКОВУ

9 апреля 1898. Воронеж

Дражайший и глубокоуважаемый Владимир Александрович!

Ваше первое стихотворение¹, славящее трехдневное воскрешение, а вместе и обыденное, обыденное потому, что знанья день нельзя отделить от дня всеобщего труда, а последний — от дня воскрешения, — это стихотворение можно, по моему мнению, поставить выше даже двух последующих стихотворений, как ни прекрасны они сами по себе. В «Призыве» нужно, кажется, изменить лишь одно слово: слова — «Зарей багровой» надо заменить словами «зарею дивной» (или чудной), разумея под этой чудной зарей, озарившей Восток, Ваше напечатанное стихотворение «Да приидет Царствие Твое»². «Призыв», написанный прежде, мог бы быть теперь напечатан в «Доне», если Вы на то изъявите согласие (ждем разрешения напечатать, а также заменить слово «багровой»³), и тогда последующее станет предыдущею зарею, а началом знанья дня нужно будет считать, вопреки Вашему мнению, появление учения о долге или деле воскрешения в самом полном составе, от кого бы оно ни шло. К глубокому моему сожалению, из Вашего письма⁴ мне стало ясно, что на Вас Воскрешение, в смысле нашей службы, нашего дела, как исполнения Высшей воли, не производит ободряющего, оживляющего действия, и это тем удивительнее, что недавняя Ваша утрата должна бы заставить Вас обратиться всем сердцем, всею мыслью к тому делу, в коем, работая для всех, Вы трудились бы для возвращения своих личных утрат. Относительно расхолаживающего будто бы действия учения, явленного в полном составе, я могу сослаться на письмо В. С. Соловьева, в котором он говорит о впечатлении, которое произвело на него учение⁵; копию письма этого Вы можете прочитать у Ю. П. Бартенева. Нужно заметить, однако, что Соловьев читал рукопись с изложением учения еще в начале 1883 года^*, и читал еще не все, что было написано и к этому времени. Я никак не могу понять, откуда Вы узнали о расхолаживающем действии сочинения о долге или деле воскрешения в полном его виде? В таком виде никто его не видел и не читал, потому что оно существует лишь в моем представлении. Охлаждающее действие происходит от передачи по частям, и от передачи моей, очень неискусной. Сразу это учение, действительно, может поразить не сынов, как Вы говорите, а людей нашего времени, погрязших в политических и социальных мелочах и дрязгах, и только при разъяснении становится понятным и удобоприемлемым. И как может расхолаживать учение, требующее от сынов во имя Бога отцов исполнения долга воскрешения, — принятие коего и избавит без всякого насилия от пролетариата, которым так занят наш век, и всех других бедствий нашего и ненашего времени.

К Вашей статье думаю прибавить не о музее, о котором у Вас сказано достаточно, а о конспекте, приложенном к книге, который также имеет отношение к музеям и библиотекам, как это Вы увидите, когда эта заметка будет напечатана и к Вам прислана⁶.

Пишу я не своей рукой, отчасти по старческой слабости, а отчасти, чтобы не затруднять чтением неразборчивого письма. Прошу Вас поклониться от меня Юрию Петровичу, Надежде Степановне⁷ и И. М. Ивакину, если увидите его. Юрия Петровича спросите, дождусь ли я от него письма о судьбе оставленного ему трактата о догмате Св. Троицы и полном знании?⁸

Затем остаюсь глубоко Вас уважающий и душевно Вам преданный

Н. Ф. Федоров

9 апреля 1898 года.