В. А. КОЖЕВНИКОВУ

Между 8 и 12 июля 1898. Воронеж

Письмо Ваше¹ застало меня за составлением статьи (статьи уже не новой) о Птоломеевском искусстве и Коперниканском мировоззрении и о том, как м<ожет> б<ыть> разрешено противоречие между ними?² — Это что-то вроде эстетики, но под Коперниканс<ким> мировоз<зрением> разумеются все науки, соединенные в астрономии, а под Птоломеевским искусством — все искусства, соединенные в архитектуре, т. е. <в> храме или <в> храме храмов — Софии. Вопрос, следовательно, сводится на разрешение противоречия между наукою (знанием) и искусством, т. е. наукою Коперниканскою и искусством Птоломеевским, каким оно остается <и> до сих пор. Если все науки можно соединить в Астрономии, не исключая Истории, т. е. ряд поколений, живших на земной планете и созерцавших всю вселенную, то, с другой стороны, Астрономия, т. е. вся наука, есть только история представлений и мысли человеческого рода. Астрономия, как предполагаемая действительность, есть вся вселенная, все миры. Как история, астрономия есть лишь представление и мысль всех живших на земле поколений. Что нужно, чтобы мысль стала осязательною действительностью?

Если же, как говорят, не было никогда обмана более возвышающего нас, как Птоломеевская система, то нужно сказать, что нет истины, которая действительно могла бы нас так возвысить, как Коперниканское мировоззрение, если оно станет мирозданием, т. е. искусством воссоздания его <(мира)>, или если Коперниканская гипотеза будет действительно доказана, <доказана> делом, а доказана она м<ожет> б<ыть> лишь путем регуляции всех миров чрез все воскрешенные поколения. Миры, т. е. планеты и звездные системы, освобожденные воскрешенными поколениями от уз тяготения решительным преобладанием психического над физическим и соединенные братским согласием для исполнения долга к предкам, обращаются в ученые, — говоря нынешним скверным языком, — экспедиции для исследования эфирного пространства. Конечно, для людей XIX века, так высоко ставящих достоинство каждого человека, разыскивать частицы и образы какого-нибудь Сидора или Карпа будет очень унизительно. Но в этих экспедициях будут участвовать Сидоровичи и Карповичи. Философы, находящие ненужным воскрешение простых <людей>, преувеличивают свое несходство с ними, по ошибке принимая его за превосходство.

Позволительно ли задаваться вопросом, при каких условиях Коперниканская гипотеза может сделаться очевидною, осязательною истиною? Можно ли говорить о религии, науке, знании, искусстве, не касаясь воскрешения? Объединение живущих (сынов) для воскрешения умерших, объединение разумных <существ> против слепой силы. Объединение созданных по образу Творца воссоздателей для той же цели, воскрешения. Отбросить цель, оставить труд, — это ли вы хотите?

Первое письмо Ваше говорит о храме Софии, который может считаться высшим выражением Птоломеевского искусства, ибо в нем выражены и даль, и глубь, и высь, тогда как в других стилях выражается лишь одно из этих измерений. Второе письмо Ваше о Цареградском Центральном Музее³ можно бы считать выражением Коперниканской науки, если бы Вы не ограничили задачу Музея изучением умерших, т. е. Историею и Археологиею, а распространили <бы> изучение <и> на умерщвляющую силу, т. е. включили <бы> в Музей <и> Естествознание. Введением, пропилеями к этому Музею можно считать так называемый Новый Музей, как собрание надгробных памятников или способов недействительного оживления, а старый [2 слова неразб.] можно считать началом обращения самого Константинополя в Музей⁴ или освобождение Царьграда, а с ним и Науки и Искусства от ига Индустрии, торговли, политики. Музей Центральный есть реакция против всемирной выставки, дающей науке и искусству место на заднем дворе, а религию в лице кладбищ <всемирная выставка и совсем> выбрасывает за город.

Регуляция метеорического процесса есть уже начало небесного Коперниканского искусства, которое силу, носящую в себе голод и язвы, обращает в живоносную, оживляющую.

В день желанный наше Солнце и днем не будет суживать нашего кругозора, не будет затмевать других миров или светил одухотворенных и небо не будет подобием купола магометанского храма или, хуже, протестантского сарая богослужения, как точно обозначил <протестантскую молельню> один из наших писателей⁵, а будет подобно Византийскому или старорусскому <храму>, не терпевшему пустоты и безжизненности, а покрывавшему храм и вне, и внутри иконописным письмом. Каждый год в день Вознесения будет появляться на небе новая одухотворенная звезда, принявшая в себя новое поколение воскрешенных... Притом для людей преображенных, полноорганных не будет и сама земля непрозрачною, ибо будут у каждого очи, способные ощущать всякую вибрацию, будет каждый способным создавать <себе> орган ощущения для всего сущего. Многоочитое существо может закрывать и открывать свои бесчисленные органы зрения, ощущения.

Звезды не будут светящимися точками, а будут иконами, одеянными светом как ризами. Коперниканские земли явятся на Птоломеевском небе, которое вовсе не обман, небесный свод вовсе не призрак; низкая температура в высших слоях атмосферы должна все газы превратить в жидкость. Жидкий свод — что же это за призрак?