В. А. КОЖЕВНИКОВУ

8 июня 1901. Подольск

Глубокоуважаемый Владимир Александрович

Обратили ли Вы внимание на нелепые споры о национальной школе?¹ Вопрос этот был так просто разрешен еще в начале 90 годов в журнале «Наука и Жизнь» в статейке, которая начинается эпиграфом: «Нынешняя наука есть вывод из наблюдений, сделан<ных> кой-где, кой-когда...»² В этой статье говорится о такой школе, которая соединяет распространение просвещения с расширением самого знания, наглядное преподавание — с наблюдениями, обучение с исследованиями, учебные учреждения с учеными, средние, напр<имер>, школы с архивн<ыми> комиссиями, статистич<ескими> комит<етами> и т. д. А как назвать школу, которая изучает свою землю, свое небо, свой народ? Такая школа, конечно, будет национальна, но она столько же будет национальна для России, как и для Германии и для Китая³. Нет сомнения, вышеозначенный эпиграф — Вы, конечно, его помните — предполагает всех сделать познающими и — что особенно важно — не отвлекая их ни от места, [ни от] звания, а даже поощряя движение не вверх, а вниз, не к центрам... Как же назвать науку, которая хочет всех сделать познающими, если нынешнюю (сословную) мы не имеем права называть русскою, а должны назвать немецкою?⁴ Далее в той же статье говорится о Каразинском аппарате, которым полагается начало регуляции метеорических явлений. Если физике, ограничивающейся опытами в физических кабинетах и в большем виде на фабриках, по справедливости следует дать название западной, то какою назвать физику, которая слепую силу природы желает обратить в управляемую разумом?

Мне кажется, «Новое Время» было бы очень довольно, если бы ему послать эту статью «Науки и Жизни» «К вопр<осу> о памят<нике> Каразину»⁵. Над письмом же к этой статье можно бы поставить следующий эпиграф: «На таких Фуссах Россия недалеко уйдет» — надпись, кем-то сделанная на деле о Каразинском аппарате, отвергнутом нашими немецкими академиками и особенно Фуссом⁶. А самое письмо начать так: «100 лет тому назад, в самом начале прошлого века, Каразин, известный как основатель Харьков<ского> Универ<ситета> и не известный как действительный основатель Мин<истерства> Нар<одного> Просвещ<ения>, предлагал устроить Школу, которая поистине заслуживала названия Национальной⁷, хотя он и не называл ее таким громким именем». Сюда бы можно присоединить рукописную статью о Архивах и землячествах⁸. «Новое Время» не боится говорить об них.

Сегодня прочитал в «Н<овом> В<ремени>»: Дочь, а не сын дадеся нам и нарекли ей имя Воскресение⁹.

Свидетельствую мое глубочайшее почтение Марии Григорьевне и Анне Васильевне¹⁰.

Преданный всею душею Н. Федоров.

P.S. Петерсон в своем письме¹¹ занимается, как сердцеведец, толкованием простой уплаты с моей стороны долга¹², не соблюдая даже эпистолярных приличий.

8 июня 1901.

Прочитав сочинение Мережковского о Толстом и Достоевском, я вижу, что ему неизвестно письмо Достоевского о долге воскресения, если не будет во второй части¹³.