Просмотр исходного текста страницы Умов А.Н. Роль человека в познаваемом им мире

{{АРК}}
<i>...Даже принимая во внимание в вечных принципах разума справедливости и гуманности только благоприятные шансы, с ними неизменно связанные, следование им дает большие преимущества, а уклонение от них – тяжелые последствия...Лаплас</i> <b>**</b>

[...] Жизнь сплетается с чувством, которое древний грек выразил словом «<b>агапэ</b>», это – любовь к человеку не ради симпатий и особых отношений к его личности, не любовь мужчины и женщины, не привязанность дружбы, нет, это – чувство, с которым гостеприимный хозяин встречает в своем доме чужеземца-гостя, это – любовь к человеку как к человеку. Она живет издавна в нашем мире, он; воспета еще бессмертным Гомером!

Развиваясь в своей глубине и содержании, «<b>агапэ</b>»в последующие моменты исторической жизни человечества представлялась ем; даром, все более и более ценным: в глубокой древности богам при носились человеческие жертвы, современное человечество приносит в своем сознании Бога в жертву любви к человечеству! Воз можно ли возвести идеал на ступень высшую? Такое беспримерною в развитии человеческого сознания повышение одного из руководящих принципов поведения имеет бесспорно глубокую и коренную причину. Не имея единой воли и единой мысли, человечество вырабатывает принципы жизни, не руководствуясь трактатами об их полезности и истине; оно преклоняется и концентрирует свою духовную деятельность около понятия, объединяющего эти принципы; оно отвечает ему таким же отзвуком, как камертон отвечает дрожаниям волны унисона! Эти отзвуки, эти резонансы, вырываемые из груди человечества не ученой работой, не длинным рассуждением, а одним только словом, раскрывают нам неведомые струны, глубоко таящиеся, скрытые от наших собственных глаз. В наш век анализа не будет лишним указание, хотя бы в бледных штрихах, на смысл этих отзвуков. Этот смысл – в том, что в сущности должно быть единым и различается только возрастом в истории культурного развития человечества. Это – значение неизвестного нам понятия, которое заменило бы два: научное знание и любовь «<b>агапэ</b>»!). Мы дадим этому неизвестному наименование, заимствуя его, по обычаю, из древнего языка, «<b>Логос</b>», слово жизни.

Перед вами ваши стенные часы; мерно падают маятник и так же мерно подымается , и так неизменно от одного дня к другому. Прислушайтесь: маятник стучит, стучит правильно, иногда бывает перебой – часы идут дурно, их нужно установить. Маятник – это регулятор: он сдерживает и регулирует падение гири часов; уберите этот регулятор – гиря быстро спустится на подставку, стрелки хаотически закрутятся по циферблату, молоток отзвонит сразу долгие часы, и без связи, бесцельно истратится энергия механизма.

Жизнь человека – те же часы: падающая гиря – неизвестный нам двигатель этой жизни, а маятник, регулятор – это «<b>Логос</b>» – научное знание и любовь! Хороший регулятор не дает перебоя.

Вглядимся ближе в регулирующую функцию маятника: его нисходящее качание освобождает гирю – она падает; восходящее задерживает гирю – она останавливается. Нисходящее качание маятника – это любовь в жизни человечества: альтруизм; восходящее качание следует за этим расходом, оно останавливает гирю в ее стремлении к беспредельному хаотическому падению: в жизни человечества это – научное знание. Восходящее качание невозможно без нисходящего, научное знание невозможно без жизни, но только жизнь хаотическая, без толку и цели расходующая свою энергию, не нуждается в научном знании. 

Прислушайтесь, однако, к говору ежедневных событий, к гулу повседневной жизни. Не правда ли, вы согласитесь со мною, что не нужно иметь особенно острого слуха, чтобы слышать непрерывный перебой, хаотически звучащий отовсюду!

Наши часы идут плохо, регулятор нашей жизни не соответствует своему назначению; это – дешевенький маятник, сделанный на скорую руку; маятник есть потому, что мы доросли до сознания его необходимости, но мы не приложили стараний к его обработке, на это у нас не было времени, были другие заботы, другие печали, и мы запаслись ими только мимоходом: регулятор нашей жизни не есть «<b>Логос</b>»!

В своем поведении, в своей деятельности среди людей, мы забываем или не подозреваем одного: каждый из нас прежде всего не более как нумер! Да, природа создает в вашей личности только нумер, и его цифра отпечатана и в длине ваших членов, в вашей фигуре, в каждом мускуле, в каждой складке; она отпечатана стойкими чертами и исчезнет только с вашей жизнью. Каждый из нас занумерован, и это несомненный вывод науки. Мы свободно машем руками, киваем головой, – двигаем членами, и нам кажется, что так же свободно, без стеснения, можем делать выбор между тем или другим поведением. Мы забываем одно, что все эти движения производятся в том лишь случае, когда они не встречают препятствий; такое условие доступно нашему контролю, предвидению, расчету лишь в обыденных событиях нашей жизни; обобщая этот обыденный опыт, мы полагаем, что в наших поступках руководствуемся одним личным хотением.

Но вы испытывали тягостное чувство, когда приходилось пробраться ощупью в темном неизвестном помещении. Вы не придавали этому чувству большой важности, потому что положение было временно, несерьезно. Тем не менее такое чувство заслуживает внимания, анализа. В его основе лежит не больше, не меньше, как сознание нашей беспомощности, сознание нашей зависимости от окружующего мира, недостаточность одного хотения как мотива поступков.

Таким помещением, в котором мы, не подозревая его темноты беспрерывно вращаемся, представляется жизнь человеческая: а м двигаемся в нем, как в зале, освещенном тысячами огней. В лучше случае мы сами несем светильник, освещающий нам наши пути «<b>агапэ</b>». Но он не дает указаний тех территорий, которые нуждаются в его свете. Протяжение нашей жизни, иначе говоря – результата вытекающие из нашего поведения и нашего миропонимания, простираются далеко за пределы нашего личного обихода и существования. Естествознание открывает нам, что мы и окружающие нас вещи окутаны сетью, как рыба неводом, что эта сеть тянется и далекое прошлое и далекое будущее. Своими свободными, но при незнании строения этой сети, в сущности, бессвязными движениям мы дергаем ее и спутываем, причиняя ненужные страдания не только своим соседям, находящимся в том же положении, как и мы но и далекому потомству и рефлекторно самим себе. Эта сеть делает ближними не только всех нас между собою и с нашим потомством но и со всем живым миром и углубляет самое понятие ближнего. 

Великой заслугой естествознания, еще не оцененной массам» является присоединение к известному уже со времени глубокой древности горизонту применения «<b>агапэ</b>» нового, обширного, открываемого научным знанием. На обычном горизонте деятельность «<b>агапэ</b>»направлялась к ликвидации несчастного прошлого или настоящего она выражалась в филантропии, которая в своих лучших формах не ограничивалась приемами массового попечения о людях, но возвышалась до любви детальной, сердечной – этого величайшего блага сходившего к несчастному, отверженному; благо, способное пере создать человека. Этого мало для нашего времени.

Убеждение в существовании связи между всеми явлениями мира как маловажными, так и крупными, ясно высказывается в следующих словах великого мыслителя (Лапласа): «Разум, которому в данное мгновение были бы известны силы, управляющие природой. и положение существ, ее составляющих, который был бы достаточно могуществен, чтобы подвергнуть эти данные анализу, представил бы одной формулой и движение небесного светила и легчайшего атома: ничто не было бы ему неизвестным – грядущее и прошедшее были бы ему открыты».<b>***</b> Это убеждение разделяется обыкновенно по отношению к физическому миру. Вы уверены в том, что совершаются события и явления, вам неизвестные и тем не менее вносящие свое влияние и в вашу личную жизнь; вы принимаете меры к устранению тех, которые были бы вредны вашей личности. Вы не сомневаетесь в том, что антисанитарное состояние какой-нибудь лачуги на окраине города может передать заразу и в вашу квартиру; уверенность, что в этой сфере существуют какие-то таинственные нити, связывающие ваше физическое благополучие с благополучием бедняка, создала новую и важную заботу городских и общественных управлений. Общественные заботы должны простираться далее.

Мы должны воспитать в себе твердое убеждение не только о связи поведений лиц, близко и далеко стоящих друг от друга; но такую духовную связь мы должны признать и между нами и уже вымершим живым миром на нашей планете. К такому убеждению призывает нас наука; оно предотвратит многие делаемые нами ошибки в понимании требований и потребностей нашей природы, оно разъяснит нам весь эгоизм применения «<b>агапэ</b>»только в пределах представляющейся нам неподвижною современности, все бессердечие наше по отношению к будущности человечества. Пора подняться на эту ступень, чтобы нам не звучали укоризной пророческие слова Сенеки <b>****</b>: «Наступит день, когда тщательным изучением в течение многих веков вещи, скрытые от нас в настоящую минуту, станут очевидными, и потомство будет удивляться, что от нас ускользнули столь ясные истины».  

Какие же указания относительно начал, долженствующих регулировать наше поведение, открывает нам естествознание?

Человек не есть нечто неизменяемое: как индивид, принадлежащий к эволюционирующей расе, он носит в себе и наследие всей протекшей эволюции и зачатки будущей. Правильное отношение к человеку не может основываться поэтому только на знании современной нам природы, как его самого, так и внешней, по отношению к нему: такое знание не даст нам понимания того, чего мы ищем. Мы должны знать больше, чем одну современность, и к таком) широкому знанию стремится природоведение. Очень многие усматривают цель естественных наук с их кропотливыми и точным» методами определения меры, веса и числа только в удовлетворении человеческой любознательности. Но читатель станет на другую точку зрения, вдумываясь в заветы великих подвижников естествознания и открывая их глубокий смысл в целостности служения науке и людям.

Выскажем исповедание естествоиспытателя. 

<B>I.</B> Утверждать власть человека над энергией, временем, пространством.

<B>II.</B> Ограничивать источники человеческих страданий областью наиболее подчиненной человеческой воле, т.е. сферою сожительства людей.

<B>III.</B> Демократизацией способов и орудий служения людям содествовать этическому прогрессу. Демократизация или общедоступность чудес науки, как по отношению к творящим эти чудеса, так и к воспринимающим даруемые ими блага, есть их исключительная привилегия. Для чудес науки нет пределов ни в пространстве, ни времени, нет избранных и отверженных. Возьмем для примера открытие Пастера <b>*****</b> – метод лечения бешенства и инфекционных болезней. Он может быть применяемым в любом месте земного шара, к любому страждущему индивиду и переживет поколения; эти методы приобретаются знанием, они изображены в открыты каждому приемах; приобретение их зависит только от доброй воли ищущего послужить человечеству, а не от посторонней милости. Этот научный способ исцеления физических страданий и поднятия природы до возможности удовлетворения повышенных потребностей людей есть достояние новейших времен, и рассказы о чудесах науки заменяют свидетельства летописцев о чудесах милостью неба, всегда связанных с определенным географическим местом, определенными лицами и определенным временем.
Общеизвестные, ставшие уже банальными факты, как: привитие оспы, уничтожение болевых ощущений анестезирующими сре ствами и т. п., общедоступность пользования быстротой передвижения (железные дороги, трамваи), личных сношений (телефоны, телеграфия), т. е. сокращение пространства, сбережение времени иначе – полезное удлинение деятельности или жизни и т. д., указывают на глубоко демократический характер служения науки людям. Это служение касается насущных страданий и нужд, распространенных в массе человечества, а не противоестественных и у единичных индивидов. Эти блага нисходят к людям только от разума человеческого, испытующего природу.

<B>IV.</B> Познавать архитектуру мира и находить в этом познани устои творческому предвидению.

Творческое предвидение – венец естествознания – открывае пути предусмотрительной и деятельной любви к человечеству. Он дает возможность превращать курьезы и мало заметные вещи природы в мощные орудия цивилизации, защищать человечество от грозящих ему опасностей, близких и далеких. Припомним, например, электричество-забаву: притяжение легких тел смолой, натертой шелком, и взглянем, какой глубокий переворот внесла эта забава рукой науки в современный обиход человека!

Естественнонаучное предвидение вселяет уверенность в том что, продолжая великое и ответственное дело создания среди старой природы – новой, второй природы, приспособленной к повышенным потребностям людей, естествознание не ударит отбоя.

Если мы обладаем каким-либо источником силы, скажем запасом динамита, мы можем, конечно, произвести действие, например, взорвав этот динамит. Но такое действие будет хаотичным и потоку бесцельным, бесполезным. Мы должны прежде, чем воспользоваться источником силы, точно установить и утвердить направление ее действия. Наука называет величины, имеющие определенные направления, как сила тяжести, скорость летящего тела, векторами или величинами, обладающими векториальными свойствами. Прежде чем воспользоваться источником силы, если мы не хотим создать только шумиху, мы должны сообщить ему векториальные свойства.

Эти рассуждения поясняют мысль, что недостаточно обладать любовью к человечеству, быть обладателем «<b>агапэ</b>». Этому «<b>агапэ</b>» нужно придать векториальные свойства, твердо установить то направление, в котором должна развертываться таящаяся в нем сила. Действительно, на протяжении всей истории человечества мы встречаем вненаучных мыслителей, которые стремятся превратить «<b>агапэ</b>» в вектор. Но такие попытки, нередко звучащие и в нашей современности, должны уступить определениям, вытекающим из научного понимания мира.

Правильная деятельность человека возможна только при устойчивости жизненного обихода, и потребность в такой устойчивости, а также кратковременность личного опыта сравнительно с продолжительностью эволюции нашей планеты склоняют людей к вере и создают мираж прочности окружающего порядка вещей не только в настоящем, но и в будущем. Этот мираж завладевает и выдающимися мыслителями, которые строят на нем правила человеческого поведения; такие проповеди ведут к застою всех тех способностей, которые приобретены человеком в течение предшествовавшей эволюции живого мира и скрывают в себе зародыши будущей. Идет насмарку работа природы в течение многих миллионов веков, к крупное достояние разменивается на мелкую монету. И соразмерят темп человеческого поведения с воображаемою неизменяемостью современности, практическое применение великой способности к «<b>агапэ</b>» ведет в конце концов к работе разрушения, а не любви. Забываются существенные вещи: наша Земля не есть беспредельная плоскость, а имеет вполне ограниченную, сравнительно небольшую поверхность, всего около 371/2 тысячи верст в окружности; эта поверхность, по преимуществу являющаяся местом развития жизни не обладает беспредельным и неизменно сохраняемым запасом энергии. Эволюция земной природы, этого дома жизни, идет под уклон между тем как эволюция нашей человеческой расы идет к подъему. В полной дисгармонии с естественными предложениями природы стоит как рост человеческих потребностей, так и их современный уровень. В человеке, как во всем живом и мертвом в природе, все процессы происходят с соблюдением возможной экономии сил и материала. В сознательной деятельности человека этот закон выражается в потребности возможно плодотворного использования своих сил и способностей: эта потребность существовала и в глубокой древности, но ее императивность не достигала той высоты, как в настоящее время, когда вытекающие из развития естествознания успехи техники дают обильный материал для ее удовлетворения; в этом направлении кротость и покорность человека естественному распорядку и течению процессов природы разумно заменяются требовательностью. Разумно – ввиду неизвестного будущего, становящегося на место воображаемого, известного тем мыслителям о которых я говорю. В этом неизвестном мы открываем уже теперь далеко не успокоительные предзнаменования, которые одни уже являются достаточными для осуждения квиетизма <b>******</b> и минимального использования способностей нашего ума. В наше время настроение, соответствующее распространительному толкованию изречения «довлеет дневи злоба его» <b>*******</b>, означает равнодушие к судьбам человечества. 

Нам предстоит голод железа, нефти, угля. Благодаря тому, что наука не овладела еще нашей атмосферой, и благодаря неизменно возрастающему приросту населения, вероятен голод хлеба: на очереди стоит изыскание способов увеличения производительности у известных источников пищи и отыскание новых.

Но многое другое неблагополучно в доме нашей жизни. Представьте себе в Москве расстояние от Сокольничьей заставы до Девичьего монастыря (около 10 верст) и поставьте его вертикално. У верхнего конца этого расстояния уже имеется зона вечного шестидесятиградусного мороза. В некоторых местах земного шара она еще ближе спускается к поверхности Земли. Эта зона – смерть всего живого; когда-то она была дальше от нас и незаметно подкралась так близко... Воздух – среда нашей жизни – занимает лишь часть высящейся над нами атмосферы, а остальное наполнено газ ми, неспособными поддерживать жизнь (между ними водород и геокороний).

Если бы люди последовали призывам к упрощению жизни, с единенному с отказами от пользования приобретениями науки дальнейшей ее разработки, они, несомненно, вернулись бы в то состояние древнего человека, которое вынудило бы их снова населить природу милостивыми или гневными богами, а затем совершился бы тот самый цикл, который уже пережит историей человечества.

Оставляя в стороне возможные крупные перемены в условия жизни, как повторение ледяного периода, обратимся к нашей собственной организации. Вам знаком облик бойца, вырвавшегося из буйствующей толпы с кровоподтеками на теле и в изодранной одежде. Не представляется ли человек с несовершенствами своей природы, со своими моральными и материальными недомоганиями, с наклонностями – наследием нашей звериной генеалогии – таким же истерзанным бойцом, вырвавшимся из битвы за жизнь типов живого на нашей планете? Мы не замечаем этой битвы, этого буйства жизни на Земле только потому, что оно растянуто на миллионы веков. Оно маскируется этой растянутостью, и тем самым создаются все опасности незнания. На этой почве неведения появляются иные проповеди, возводящие данную натуру человека на степень законодательницы человеческого поведения. Здесь снова игнорируется происхождение человека, все наследие, переданное ему его предками животного царства.

С другой стороны, растянутость жизненного боя дает науке время раскрывать дисгармонии человеческой природы и изыскивать средства к их устранению.

 

<b>***</b>



Указав выше недочеты вненаучной мысли в ее определении руководящих мотивов человеческой жизни, посмотрим, какое содержание будет вложено в ее верховный «<b>Логос</b>» мыслью, остающеюся на почве естествознания. [...] Сравним движения, вызываемые освобождением солнечной энергии, запасенной ростом леса, в лесном пожаре и – когда этот лес сжигается в паровом двигателе.

В первом случае мы получаем беспорядочные движения потоков горящих газов, постепенно излучающих и разменивающих свою энергию на движения мелкие, хаотические. В паровом двигателе, как плохо он ни был устроен, мы имеем движение более стройное. В понятие парового двигателя включим все условия его функционирования. Чем обусловливается достоинство машины?

Оно тем выше, чем большее количество подводимой энергии может преобразовываться в стройные формы движения и чем большей стройностью, т. е. связностью, отличаются эти формы. Условием такого достоинства является стройность самой машины и стационарность ее действия. Двигатель с движением периодическим будет более стройным. Условия стройной работы истопника, стройного течения химических процессов, дающих машине энергию, стройные условия смазки, чистки, регулирования, сигнализации и т. д. способствуют стройности движения. Стройность движения не характеризуется определенной формой. Она обусловливается только большей или меньшей связью последовательных элементов движения. Как относится стройность к внешнему миру? Представим себе локомотив, сорвавшийся с рельсов. Он продолжает еще свой ход, двигаясь по шпалам, раздробляя, разбрасывая т на своем пути. Таким образом, стройность, окруженная беспорядочными случайностями, уже несет в себе элемент борьбы. Чем стройнее машина, тем больше имеется в ней приспособлений, обеспечивающих эту стройность от случайностей. Таким образом, осуществление борьбы за существование, которая в данном случае есть не что и как борьба за стройность. Дифференцирование органов машин обусловливает не только большую стройность, т. е. связность двжениий, но и их большее разнообразие. Орган, который может описать любую непрерывную кривую, опишет и многоугольник, н наоборот. Стройность тем выше по своему качеству, чем она устойчивее. Так как среди вредных случайностей мелкие встречая чаще крупных, то механизм тем более сохранит свою стройно чем он приспособленное к мелким движениям. Более дифференцированная рука человека в состоянии обходить такие препятствия которые не могут быть обойдены лапой медведя.

Рука человека способна производить движение, стройное только в своих крупных чертах, но и в мельчайших деталях. пример детальной стройности может быть приведено наше письмо, голосовой аппарат, дающий членораздельную речь и гармоничное пение. Примеры ритма и периодичности мы могли бы извлечь не только из царства животных, но и из мира растений, в особенности в его тропических формах. Чем совершеннее стройность, чем глубже проникает она в механизм, тем больше поводов к ее борьба с нестройностями: борьба с миганием пламени, перебоем звука, утомляющей пестротою цветов и т. д. Стройный механизм стремится создать обстановку, находящуюся с ним в резонансе, а не перебое. Выражаясь другими словами, он приводит все окружающее в гармонию со свойственным ему чувством красоты, подчиняет это окружающее своим идеалам.

Так как степень стройности может быть чрезвычайно разнобразна, то невозможно указать те границы, которые отделяли стройность от нестройности на нашей планете.

Но так и должно быть в мире с беспредельным числом случайностей. В нем невозможно установить точные разграничения, и характерным признаком события мы должны считать признак тех объектов, в которых событие развивается всесторонне и наиболее полно. Руководясь таким правилом, мы получим формулу: <i>стройность есть необходимый признак живой материи</i>.

Эволюция живой материи в общих чертах увеличивает количество и повышает качество стройностей в природе. По отношени человеку эволюция выражается, между прочим, тем, что он вводит в круг своих стройностей растительное и животное царство, в своих орудиях и машинах распространяет эти стройности на неорганизованную материю и борется во имя этих стройностей со случайным распорядком событий в природе.

Стройность не может осуществляться без регулятора, и таким регулятором в высших типах живого является организованная стройных процессов мысли и волевых импульсов нервная система. Мы имеем слово для выражения стройности в духовном мире; это слово – красота. В высших типах живого красота является защитницею жизни и указателем поведения. Когда живое получает из внешнего мира через свои органы чувств нестройные сигналы, оно чувствует испуг, или предвидит опасность, оно осознает возможность неожиданностей и удаляется из того места или той обстановки, которая посылает ему эти нестройности. 

Локомотив, сорвавшийся с рельсов, постепенно теряет стройность своего движения. Управляющий им машинист по нарушению стройности, или, что то же, по нарушению красоты в поведении локомотива, узнает о грозящей опасности и останавливает его движение, чтобы исправить путь. То же делает или должен делать человек в своей жизни. Чувство красоты имеет в живом всевозможные градации, которые, избегая антропоморфных образов, все укладываются в определении стройности. Ее элементы уже заложены и в органы чувств, так что все нестройное вызывает в них болезненное или неприятное ощущение. Вот этот заложенный в нас темп красоты и связанное с ним влечение к восприятию определенного ряда ощущений становится, в свою очередь, источником миража, полезного в смысле защиты жизни, но являющегося источником заблуждений, задерживающих эволюцию индивида на тех ступенях его развития, когда условием его дальнейшего прогресса является истинное понимание вещей. На этой стадии стоит современный интеллигентный человек, и своевременно остановиться на ошибочном синтезе ощущений, даваемых чувствами, настроенными на восприятие красоты.

Этот синтез рождает призраки, которые человек высоко возносит над собою, не подозревая, что они ни более, ни менее, как сам человек. Благодаря им центр тяжести судеб человеческих переносится за пределы человечества, они становятся объектами религиозного экстаза, и им одновременно приписываются, как мы увидим, несовместимые вещи – могущество космоса и интерес к жизни личности, индивида, доходящий до взаимного общения.

Чтобы выяснить эту мысль, я остановлюсь на анализе того восторга, который возбуждают в нас красоты природы и сообщают нам настроение, вырывающее хвалебные гимны из нашей груди.

<b>***</b>

Читатель будет удивлен утверждением, что способность восторгаться природой создавалась ею в высокой степени экономно, расчетливо и даже с долей лукавства. Я позволю себе изобразить иносказательно процесс наделения живого органами чувств, т. е. теми инструментами, которые дают возможность живому различать красивое от некрасивого и тем устанавливать вехи на своих жизненных путях.

Беспредельным количеством самых разнообразных машин, действующих и недействующих, целых и разбитых, беспредельных количеством материалов, из которых могут быть построены машины и их части, заполнено хаотически и притом сплошь здание беспредельных размеров. Хозяин этого хаотического имущество ожидает гостя и намерен привести его в восторг своими владениями Прежде всего его гость есть индивид, который должен двигаться между нагроможденными вещами; этой новой вещи нужно дать место, дать простор ее движениям. Но хозяину не под силу растащить принадлежащий ему хаос и очистить место для движений гостя. Он придумывает для пришельца одежду, которая делала бы для него проницаемыми целый ряд предметов и создавала бы ему мираж пустоты, в которой он может свободно двигаться. Открыв таким образом свое имущество для странствований пришельца, хозяин задумывается над способом сделать это путешествие привлекательным. Экономный и расчетливый, он тотчас же замечает, что сделать привлекательными беспредельное количество безразличных вещей на беспредельном протяжении своих владений потребовало бы громаднейшей затраты сил, и притом частью бесполезной, потому что гость не сможет побывать везде на его территории. Проще построить и снабдить одежду путника такими талисманами-инструментами, которые делали бы ему привлекательными те вещи, с которыми он приходил бы в соприкосновение. Эти инструменты были бы, однако, чрезвычайно сложны, если бы им была поставлена задача делать привлекательной большую часть вещей, принадлежащих хозяину. Он сводит свою работу до возможной простоты и возможной экономии сил и творчества. Он увеличивает до чрезвычайных пределов способность одежды делать вещи проницаемыми для странника и упрощает инструменты до такой степени, что путник приводится ими в прикосновение только с минимальным числом вещей.

Таким образом, гостю, вступающему во Вселенную, последняя открывается как капля материи и океан пустоты! Красота, которую он переносит на материю, в сущности есть красота создавшейся в нем картины, не переходящая за пределы его одежды с ее инструментами.

Перед человеком, восторгающимся красотами природы, перед весело щебечущей и порхающей птицей или широкою грудью дышащим и быстро несущимся конем расстилается один мираж. Над толпой, пораженной красотами неба и склонившейся ниц, воспевая его величие, царит не свет, не мрак, а одно безразличие. Живому, за исключением человека, навсегда останется неизвестным окружающий его и спасительный для его жизни обман. Человек должен его понять, потому что миража, создаваемого природой в его чувствах, уже недостаточно для удовлетворения его потребностей,.для сохранения и руководства его жизни. Человек должен помнить, что, поклоняясь красотам природы, он себе поклоняется, что его любовь к природе есть любовь к себе самому.

Человек заменяет спасительный обман, который благодаря тому, что он все-таки обман, причинил немало страданий человечеству, научным знанием: последнее не только открывает нам смысл наших ощущений, но извлекает из них больший объем познания, чем тот, который дается деятельностью наших органов чувств в естественных, а не в искусственных условиях, создаваемых наукой. В мире все вещи связаны между собою или прямо, или посредственно. Если А не действует прямо на В, то найдется С, на которое действуют и А и В. И через явления в этом С, В может познавать А. Мы обнаруживаем, например, область электрических и магнитных явлений, не обладая для их ощущения специальными органами. В природе существует бесчисленное множество тонов или, как мы образно выражаемся, колебательных, периодических движений, которые не могут быть восприняты ни ухом, ни глазом. Но наука построила те посредствующие вещи или инструменты С, которые дают нам возможность и глазом и ухом открывать то в имуществе хозяина, чего он не предполагал делать нам известным и в знании чего не нуждались наши далекие предки. Я говорил о скупости хозяина, одарившего нас органами чувств с ограниченным кругом ощущений. Но наша организация, обусловливающая индивидуальность жизни, такова, что и эта скупость является щедростью. В самом деле, наши ощущения должны быть ограничены не только в качестве, но и во времени в целях самой жизни. Излишнее изобилие ощущений может быть пагубно. Мы снабжены органами, дающими нам возможность прекращать известного рода ощущения: так, веко дает нам средство устранять действие света; сон – явление, указывающее на периодичность нашего сознания, – дает нам возможность совершенно устраняться от восприятия ощущений. Мы получаем впечатления от целого ряда сил, непосредственно не действующих на наши чувства, при помощи научных инструментов; устраняя последние, мы защищаем наше восприятие от ощущений, соответствующих новым для наших чувств областям природы.

Если бы все сигналы природы оказывали на нас воздействие и воспринимались нами, то, вне сомнения, они не могли бы служить к развитию нашего интеллекта или сознания, так как в результате очень быстро, после начала процесса жизни, наступило бы переутомление индивидуума. Поэтому-то пределы ощущаемых колебаний, т. е. звуков и эфира, ограничены. Наибольшее количество сигналов несется темными лучами, для восприятия которых в отдельности природа не одарила нас специальными органами. Для них и многого другого, нам неизвестного, существует одно общее неопределенное ощущение, которое частью чувствуется нами как тепло и холод, а по существу представляет своего рода сумерки, среди которых мы не отличаем отдельных контуров, – тот фон, тот климат, в котором мы живем и раздражения которого в большинстве случаев или отсутствуют, или не доходят до нашего сознания. 

Но, несмотря на ограничение природою круга наших ощущений, на предоставляемые нам ею способы защиты от их излишеств, несмотря на громадные усилия, потраченные природой в течение миллионов лет на выработку плана нашего организма, в нем накопляются источники вредных сопротивлений его функционированию; он все-таки изнашивается, и самое драгоценное свойство жизнедеятельности – сознание – есть не только явление периодическое, но вместе с тем затухающее со временем, подобное затухающим колебаниям маятника, не поддерживаемым падением гири или упругостью пружины. Человек всю свою жизнь носит в себе непримиренным факт, с которым он неизменно борется в создаваемых им механизмах, увлекаясь в этой борьбе до стремления осуществить невозможное – машину вечного движения параллельно создаваемому им миражу perpetuum mobile <b>********</b> в своем духовном мире!

На почве этих дисгармоний наука и чувство солидарности создают искусственные меры защиты и совершенствования человеческой организации, и только создаваемое ими и передаваемое от поколения к поколению, не затухающее, а возрастающее, осуществляет perpetuum mobile в истории человечества.



<b>***</b>



Приведенные рассуждения еще в несколько туманных чертах намечают положение человека и живого во Вселенной. Оно станет ясным, когда мы полнее взвесим картину, открывающуюся нам во Вселенной и которую мы обозначили только фразой – капля материи и океан пустоты.

[...] при наличном распорядке Вселенной материя представляет в ней в высокой степени маловероятное событие. Наша Земля составляет только 1/300 000 долю массы планетной системы. Жизнь, протекающая на поверхности Земли, захватывает еще меньшую долю материи Земли. Если материя есть маловероятное событие во Вселенной, то какую же ничтожно малую вероятность представляет собою осуществление жизни!

«Жизнь есть событие Вселенной, имеющее ничтожно малую вероятность». В этом мы находим объяснение неуловимости в мертвой материи тех признаков, редким сочетанием которых творится жизнь. Всякому маловероятному событию грозят чрезвычайные опасности. Его сохранение требует борьбы. Во имя этой борьбы совершается тяжкая и кипучая работа естествознания.

Определяется и отношение к жизни необъятного колосса, именуемого космосом. Для него жизнь вообще, тем более жизнь индивида, есть une quantite negligeable <b>*********</b>. Жизнь есть пасынок Вселенной. Разумность, причинность, случайность суть понятия человеческие, и потому для возможно полного выяснения высказанного взгляда уместно описать естественные способы развития живого с антропоморфной точки зрения. С этой целью мы воспользуемся уже ранее употребленным приемом: я представлю себе опять Вселенную с хозяином, фабрикующим живое и следящим за судьбою своих фабрикатов. Этот хозяин есть символ сил, творящих, оберегающих и приспособляющих жизнь, – естественного подбора и борьбы за существование. Вот как изображается его деятельность естествознанием: его действия и поступки очень медленны; они продолжаются тысячи, десятки и сотни тысяч и даже миллионы лет. 

Хозяин ничего не может закончить сразу; в свою работу он вносит нескончаемые поправки, и одно дело не один раз противоречит другому.

Приведем несколько примеров. Хозяин вырастил змей, а также зверей, их поедающих. Приходится вводить поправку. В зубах одной из змеиных пород он проделывает полости и наполняет их ядом. Зверь не трогает более этой породы, но он начинает пожирать другую. Нужна новая поправка: в шкуре неядовитой змеи хозяин прокладывает систему трубок с пузырьками. Цель механизма такая: у змеи, испуганной приближением зверя, сжимаются мышцы, и вложенный в шкуру механизм подделывает ее рисунок и цвет под кожу ядовитой змеи. Испуганный зверь убегает прочь.

Хозяин вырастил гусениц и поедающих их птиц. Опять нужна поправка. Гусеницы дрессируются, и в них развивается искусство подражания ветвям и сучьям тех дерев, которые дают им пристанище и пищу. Птица обманута. Но увы, среди гусениц оказалась порода с такими толстыми индивидами, которые никоим образом не могли воспринять дрессировки и вытягиваться сучком. Хозяин приучает свое творенье выпячивать огромные глазчатые пятна, наводящие ужас. И улетает птица, дрожащая от страха перед испуганною тварью.

Не одним страхом, но и дружеством пользуется хозяин в починках своих произведений. Он произвел растеньице Мирмекодию и вырастил муравья-грабителя, поедающего его листву. Но, выращивая различные типы живого так же случайно, как случайно выпадает то или иное число очков на костях, которые мечутся игроком, хозяин вырастил и такую породу муравьев, которая враждует с муравьем-грабителем и питается соком растений. Хозяин учит этих муравьев проникать внутрь вздутий стволов растений и превращать их в свое жилище. Муравей-грабитель не трогает более растеньица, которое пышно распускает свои листья.

И всюду в живом одна и та же метода, и не довольно ли примеров, не довольно ли доказательств того, что с естественными приемами природы при всей их хитроумности не может уживаться разумная, планомерная человеческая жизнь. Не ясно ли, что проповеди, рисующие блаженство человека, перешедшего к естественному, упрощенному и освобожденному от науки состоянию, делают его игрушкой случайностей! В высокой степени остроумные естественные методы жизненных поправок должны быть подчинены принципам, рожденным среди случайностей, но несущим в себе наиболее счастливые, благоприятные шансы, как утверждает эпиграф настоящей статьи.

Что дают в конце концов естественные методы, предоставленные своему собственному течению?

Улетим нашею мыслью с сверхсветовою скоростью в пространство и уловим в нем картины, унесенные когда-то лучами света, отброшенными Землей в различные периоды ее истории. Мы увидим жизнь, бьющую ключом на нашей планете во всех царствах природы в течение миллионов веков. Спустимся на Землю и вскроем ее кору. Мы увидим совершенно иную, подавляющую картину: сплошное кладбище, и не обычное, привычное нам кладбище индивидов, а вымерших форм, типов, рас – от микроскопических до крупнейших. Кто тот браковщик, с таким широким размахом бракующий не индивиды, а выбрасывающий целые типы из обихода Земли?

Этот браковщик скрыт в самых методах изображенной мною естественной истории жизни, в ее рождении из случайностей, среди которых она является событием с чрезвычайно малой вероятностью!

Но живое, как все явления природы, развивается в сторону наиболее вероятных форм, наиболее способных к борьбе за жизнь, наиболее устойчивых для данного момента. И в этом направлении появился на Земле разум во всеоружии научного знания: это – последняя ставка живого! Последняя ставка!

Кто снимет с жизни облик преходящего момента в эволюции нашей планеты?

И с несомненностью открывается смысл нашего существования, «<b>Логос</b>» нашей жизни, величественная задача человеческого гения: 

<b>Охранение, утверждение жизни на Земле</b>